«Не ломайте мне жизнь!»

Обвиняемый в убийстве Валерии Варго супруг погибшей Вениамин Маршалов считает справедливым только оправдательный приговор

14 марта в Октябрьском районом суде состоялось предпоследнее заседание по нашумевшему делу об убийстве Валерии Варго. Суд предоставил обвиняемому - бывшему супругу погибшей - Вениамину Маршалову последнее слово.

- Ваша честь, хочу обратить ваше внимание, что 18 сентября 2012 года в своих показаниях я не говорил о своих подозрениях, кто может быть причастен к убийству Леры, потому что мне неизвестно, как она жила, с кем общалась. Возможно, следователю стало подозрительным, что моя одежда стирается, и он, подогреваемый показаниями Валерия Варго, стал подозревать меня. Но у меня просто образ жизни такой, я не откладываю на потом дела. Я часто стираю свои вещи, принимаю душ, и для меня это норма жизни.
Заключение эксперта доказывает мою непричастность и прямо указывает на иное лицо. Не забывайте, что на нападавшем, кроме брызг от замахивания окровавленным орудием, должна быть кровь с левой руки Леры. Из заключения эксперта известно, что Лера защищалась от ножа, который был в руках нападавшего. В связи с этим следы крови обязательно должны быть на рукавах, на груди человека, орудовавшего ножом.

Чтобы подставить человека, много ума не надо, это мы все выяснили в судебных заседаниях. Однако добраться до истины следствие не смогло, не смогло понять, что место обнаружения трупа - это не место убийства. Никто не задумался над тем, кому и по какой причине надо было скрывать место, у кого была возможность замыть следы крови на месте убийства и создать доказательства вины других лиц. Для этого следователю нужны специальные знания криминалистики, а того факта, что папа судья, для установления факта поимки убийцы мало. Предвзятое отношение и одностороннее ведение уголовного дела в отношении меня следователем Алексеем Илькаевым мною уже указывалось в прениях. Тот факт, что уголовное преследование в отношении меня началось с первого дня расследования, подтверждается действиями следователя, хотя формально по статусу я был свидетелем. Но все действия следователя проводились в отношении меня как в отношении подозреваемого.
26 сентября 2012 года после обыска у моей мамы я был вызван со своим защитником в отдел полиции. Один из сотрудников полиции был в наушниках и заявил мне, что слушает аудиозапись, из которой понятно, что я нанимаю киллера для убийства Леры. Я предложил прослушать запись совместно, на что она заявил мне, что решение об этом будет принимать следователь. Затем оперативник стал говорить мне о причастности к убийству моей мамы, якобы она наняла киллера, и мне необходимо рассказать, что мне об этом известно. Я акцентирую на этом свое внимание в связи с тем, что даже на тот день они считали, что убийство совершено иным лицом или лицами.
В день моего задержания, 21 января прошлого года, после того как ушли следователь и защитник, задайте себе вопрос: зачем в кабинете со мной остались шесть сотрудников полиции? Наивно полагать, что они остались ждать конвой. Применение ко мне пыток подтверждается зафиксированными повреждениями на лице и спине. Полицейские утверждают, что лицом я якобы ударился сам - намеренно, а на вопрос, откуда появились синяки на спине, они и вовсе решили промолчать. При пытках от меня требовали ответить на следующие вопросы: «Где взял нож?», «Как приезжал?», «Как уезжал?», «О чем думал?». Почему они задавали эти вопросы? Да потому, что эти вопросы очень важны, ведь если следствие знало, что я находился у бабушки, нужно было как-то объяснить механизм моего перемещения во времени и пространстве. Следователь и прокурор ушли от этой очень неудобной для них темы и просто промолчали об этих обстоятельствах. Очень удобно в постановлении описать одним предложением - «совершил убийство». Все перечисленные вопросы остаются без ответа по одной простой причине - меня не было при совершении убийства Леры и не могло быть. Следователь не может сформулировать мотив убийства, именно поэтому мне при пытках задавали вопросы.
Такое впечатление, что многое в этом деле делалось для проформы. Достаточно полицейским, заинтересованным в успешном ходе уголовного дела, которых долгое время склоняли на совещаниях за нераскрытое убийство, сказать, что я сам нанес себе телесные повреждения, и все принимается на веру без какой-либо проверки. Информация об отставках самых высокопоставленных руководителях в МВД и ГИБДД Мордовии и возбуждении в отношении их уголовных дел подтверждает ранее сказанное мною. Уголовный кодекс содержит статьи и для людей в погонах и не исключает того, что они могут совершать преступления. Несостоятельность доказательств обвинения как раз подтверждает факт фальсификации и нечистоплотности следователя.
У меня не было никаких неприязненных отношений с Лерой. Весь наш с ней спор сводился к тому, что я требовал от Леры исполнения судебного решения о предоставлении мне времени на общение с сыном Вадимом. В конце мая 2012 года я перестал ездить к сыну и решил: пусть Лера сама несет ответственность за то, кем он вырастет. В отличие от меня моя мама продолжала ездить к Вадиму и передавала ему пакеты с продуктами.
Презумпция невиновности игнорируется, одностороннее ведение дела, экспертизы - одорологическая, трассологическая и другие, которые доказывают мою непричастность, - не назначаются в отношении других лиц, например, Валерия Варго, Эраста Позднякова. Я не курю, и следователь не сравнивает генотип под ногтями Леры с генотипом на окурках сигарет и т.д.
Ходатайства, которые могут разрушить позицию обвинения, остаются без удовлетворения, в том числе и ходатайство о проведении судебного эксперимента. В ходе судебного следствия выявлены неопровержимые факты прямого нарушения Уголовно-процессуального кодекса следователем, которые даже не требуют проведения экспертиз, об этом я говорил в прениях. Анализ всех или почти всех доказательств уже приведен как мною, так и моим защитником. Аргументированного опровержения со стороны прокурора мы не услышали, наоборот, стали свидетелями, как прокурор игнорирует статьи Уголовно-процессуального кодекса, заключения экспертов, специалистов. Я прямо ставил в прениях вопрос гособвинителю, ответа не последовало.
Из анализа материалов уголовного дела получается, что качество судебно-биологических и прочих экспертиз повышается, а мозговая деятельность деградирует, так как собрать воедино вещественные доказательства обвинения невозможно. Доказательства по кроссовкам, носкам, джинсам противоречат друг другу, логике и законам физики. Выводы следствия в этой части опровергаются доводами стороны защиты, которые указаны в прениях. Объяснений от гособвинителя мы не услышали. Значит, сторона защиты полностью права в своих доводах и выводах о фальсификации вещественных доказательств, т.к. никаким аргументированным образом гособвинителем это не опровергнуто.  
Вот еще несколько непонятных моментов. Лера и ее супруг Валерий в день убийства собрались за грибами, тогда почему он до 8.30, по показаниям - до 8.50 - якобы спал. Хотя всем известно, за грибами ходят в ранние утренние часы. Аргумент о том, что Вадима надо было отвести в школу, вряд ли состоятелен, поскольку это мог сделать отец Леры. Следующее - почему на Лере не было носков? Из материалов уголовного дела известно, что носков нет, то есть обувь надета на босу ногу. Она так никогда не ходила. Не говорит ли это о том, что после школы Лера уже заходила в квартиру. В связи с этим я вспоминаю протокол осмотра квартиры, где жила Лера. Там вся постилающая поверхность - линолеум и плитка - темного и темно-коричневого цвета. При этом следователь все это тщательно не осматривает.
Уже более полугода по делу идут судебные заседания. Я понимаю, что есть межличностные отношения между людьми, работающими в разных структурах, которые участвуют на разных этапах уголовного дела и осознают, какая сила стоит за этим делом - две громады, Следственный комитет и прокуратура, которые вашими руками хотят скрыть свои ошибки (обращается к судье - прим. ред.). Их не заботит тот факт, что пострадает невиновный, непричастный к убийству человек, а неустановленный убийца останется на свободе. Они даже не будут испытывать чувства вины, потому что для них - это все лишь работа, как они ее понимают.
Я предполагаю, что следователь Алексей Илькаев, являясь сыном вашего коллеги судьи Александра Илькаева, пытается убедить вас любыми доводами в правильности своих действий и как прокурор пытается оправдать Валерия Варго и Эраста Позднякова. Валерий Варго, хотя и признан потерпевшим, его действия, поступки не соответствуют человеку, которому нанесен моральный и физический вред. У него не ушла земля из-под ног в связи с убийством близкого человека, наоборот, после убийства Леры все его действия были обдуманными и целенаправленными.
Этот судебный процесс можно рассматривать как индикатор, который отразит в приговоре суда, где та грань дискредитации суда, которую не позволят перейти органам предварительного расследования. Или, наоборот, будет дан зеленый свет и фальсификации придадут законный статус. Сейчас именно тот судебный процесс, где вы с чистой совестью, исходя из совокупности доказательств, можете вынести приговор, которого в районных судах почти не бывает. Именно поэтому мой защитник, обращаясь к вам, просил не поддаваться настойчивым попыткам следствия протащить это дело через районный суд. Ваша честь, не ломайте мне жизнь только потому, что кого-то пожурят в Следственном комитете или прокуратуре. Это не равноценно. Ваше решение также повлияет на нашего с Лерой сына Вадима. Бабушка не сможет дать ребенку всего, что сможет дать отец. Уже более года я нахожусь в тяжелой стрессовой ситуации, чувствую себя заложником. Я узнал изнанку жизни не за свое деяние. Прошу вас не поддаваться воздействию людей, которые заинтересованы в определенном исходе уголовного дела. Прошу вас выразить личное субъективное решение, которое, с моей точки зрения, может быть только оправдательным!
Вероятнее всего, приговор по делу Вениамина Маршалова будет оглашен 20 марта.

Эдуард АНЮТИН