«Мне бы только до суда дожить!»

Мать зверски убитой Алены Азоркиной откровенно рассказала о жизни и смерти своей дочери

25 апреля исполнилось ровно двадцать дней со дня жестокого убийства 21-летней жительницы Саранска Алены Азоркиной. Накануне скорбной даты мать погибшей Ольга Геннадьевна согласилась встретиться с журналистами «ВС» для откровенного разговора. Поводом стала масса неверных сведений об Алене, опубликованных в различных изданиях. «Я просто хочу, чтобы люди знали правду о моей дочери!» - объяснила женщина.

«Ты знаешь, какой он хороший!»
В небольшом частном домике на улице Короленко, где жила Алена Азоркина, горе чувствуется почти физически. Оно обволакивает, прибивает, подчиняет себе. Кажется, что ты просто попал в плен к этой беде. По долгу профессии нам часто приходится видеть чужое горе, чужую трагедию, чужую смерть. Но в случае с гибелью Алены Азоркиной горе трудно назвать чужим. Хочется орать вместе с матерью этой девочки, хочется мстить, хочется..!
- Все, что до этого дня писали в газетах о моей дочери, - неправда! - начинает свой рассказ Ольга Геннадьевна. - Я знаю, что многое писалось со слов этой мрази. Он говорил, что занимался сексом с Аленой практически со дня знакомства. В гаражах, подворотнях каких-то. Все это ложь! Я каждый день видела, как моя дочь возвращалась домой. Она всегда была чистенькая, опрятная. Если бы она, правда, делала это в гаражах, такого бы просто не могло быть...
 Он не понравился мне с первого взгляда. С того самого дня, когда Алена показала его фотографию. Не могу объяснить, почему он мне не понравился. Но я сразу сказала об этом дочери. Она не соглашалась со мной. Говорила: «Ты знаешь, мама, какой он хороший!». С момента их знакомства прошло всего три дня, когда у него умер отец. Алена собралась идти на похороны: «Я должна его поддержать!». Я отговаривала, говорила, что она совершенно посторонней будет там. Но она все равно пошла. Алена была очень светлым и активным человеком. Она просто не могла сидеть дома. Она хотела постоянно быть среди людей. Из-за своей болезни она не могла ходить в обычную школу, не могла устроиться на нормальную работу. Но всегда хотела работать. Она расклеивала листовки, раздавала флаеры, в Макдоналдс ходила, просила, чтобы ее взяли хотя бы уборщицей. Понимаете, она не хотела сидеть дома, хотела работать.
Алена и до знакомства с этим идиотом встречалась с молодыми людьми. Я знала их. Хорошие парни были. Но с молодыми людьми, с которыми ей было неинтересно, она сама рвала отношения. Она переживала, когда кто-то из парней разрывал с ней отношения. Но ведь всякое в жизни бывает. Возможно, кому-то было просто неинтересно с ней. В такие моменты она могла поплакать, послушать грустную музыку. Поймите, она была обычным человеком, обычной девушкой, которая хотела жить, строить семейную жизнь. Ну сколько можно жить с мамой?! Ведь мама опекает, мама не разрешает, мама воспитывает! Она была очень домашней девочкой. Гуляла только со своими подругами. И то, что он врет про какие-то гаражи и подвалы, - это… Я же общалась с ее подругами, они рассказывали мне, что были вместе с Аленой. И домой она приходила не поздно. А ему просто нужно сейчас себя выгораживать. Как мама, я пыталась беседовать с ней на половые темы. Но она старалась избегать этих разговоров, стеснялась. Она больше с подругами общалась на эти темы. Но и я в свое время не говорила со своей матерью об этом. Допускаю, что подруги могли знать о чем-то больше, чем я. Но ведь так бывает практически всегда. Несмотря на то что я воспитывала Алену одна, не думаю, что это могло как-то отразиться на ее характере. У нас всегда была семья: Алена, я, бабушка с дедушкой, мой брат. Она никогда не переживала о том, что у нее нет папы. Я знала ее подруг, но доверяла не всем. Одну я даже к гробу не подпустила. Она пришла вместе с мамой, но я не позволила ей подойти к Алене. Думаю, она что-то недоговаривает, скрывает что-то.

«Он звонил мне на следующий день»
- В тот день я пришла домой с работы около шести часов вечера. У Алены кто-то был дома. Она сказала, что подруга. Но та девочка, которую она назвала, потом сказала, что не была здесь. Алена начала собираться на улицу. Сказала, что будет там недолго. Обещала вернуться к девяти часам. В начале десятого я позвонила ей. Она сказала, что находится рядом с домом и скоро придет. Голос у нее был такой веселый. Без двадцати десять я снова позвонила ей. Но голос у нее уже был такой больной, тихий. Я спросила ее, что случилась. А она как будто хлюпает. Я спросила ее: «Тебя что, побили?». А она говорит: «Нет, я сама упала». Как будто выгораживает кого-то. Раза четыре она это повторила. Говорит, что на Краснодонской упала. Я попросила ее сказать, куда мне нужно подъехать, чтобы забрать ее. Она ответила: «Я сижу в гаражах у Мишани». Это дом, где была на шашлыках эта мразь. Но она была не в тех гаражах. Я сразу позвонила своему другу, он очень быстро приехал, и мы поехали искать Алену в эти гаражи. А про этот переулок Ардатовский я даже не подумала. Может быть, она еще была жива. И мы в грязи ее искали где-то до двенадцати ночи. Я кричала, но там целые лабиринты гаражей. Я сказала, что нам нужно ехать в полицию. Ведь у нас не было ни фонариков, ничего. Но сначала мы зашли к этим мальчикам в дом. Я спросила, не у них ли Алена. Они ответили, что Алена была здесь вместе с Юрой, но потом они вдвоем ушли. Я спросила, не обижал ли ее кто-нибудь здесь. Но они ответили, что ничего такого не было. Когда мы приехали в полицию, они сразу начали названивать на ее номер. Полицейские нашли номер телефона этого Юры, позвонили ему, но он сказал, что они дошли до дороги, после чего он сел в машину и предложил подвезти ее до дома. Алена же, по его словам, отказалась, оттолкнула его и ушла в сторону новостроек. Меня это очень насторожило. Ведь, если у людей нормальные отношения, почему она должна была его оттолкнуть?! Подружка дочери рассказала мне потом, что еще до этого они с Аленой поругались. Алена собиралась порвать с ним отношения. Ее друзья заподозрили что-то неладное и рассказали об этом дочери. Возможно, его разозлило именно то, что Алена хотела его бросить. Причем он ведь всем друзьям Алены рассказывал, что сидел в тюрьме. Но говорил, что попал туда за убийство, изнасилование и наркотики. Они объясняли это Алене, и она начала уже к ним прислушиваться. Но в этот день они опять оказались вместе. Правда, она никогда не считала его плохим человеком. Она говорила, что, возможно, они даже будут жить вместе. Полицейские сразу послали людей к этому Юре и вместе с нами поехали искать Алену. Они осмотрели дом, где жарили шашлыки, и туда же привезли эту мразь. Мальчишки сказали, что Алена выпила бутылку пива, эта гадина сказала, что она выпила две бутылки. Но в крови у нее вообще не нашли алкоголя. С полицейским мы снова пошли в эти гаражи. Что в это время делали другие сотрудники полиции, я не знаю. Мы искали ее до трех часов ночи, но результатов не было. Я уже начала думать, что найду ее где-то мертвой и замерзшей. Но полицейский сказал, что и мертвую ее еще найти нужно. Потом за нами приехала машина, и нас повезли в отдел. Когда мы вошли в отдел, этот Юра Леванов уже сидел там. Нас посадили вместе с ним. Полицейские ушли куда-то совещаться. Им же надо было как-то меня выпроводить. В этот момент он спросил меня: «Вы Аленина мама?». Я ответила, что да, я ее мама. Полицейский тогда спросил у него, кем ему приходится Алена. Он ответил, что Алена - его девушка. Я тогда спросила, почему он в таком случае не довел ее до дома. Он сказал, что они поругались, и она убежала. Он вел себя очень спокойно. Знала бы тогда, что это он убил мою дочь, я разорвала бы его на месте! Мне бы сейчас шепнул кто-нибудь: «Вот он, на тебе его на минуточку». Я бы ничего от него не оставила. Это чувство, что он сидел рядом со мной, а я ничего не сделала, очень давит сейчас...
А полицейские мне так недружелюбно говорили: «Вот она сейчас пьяная сидит где-нибудь в тепле! А мы тут ее по холоду, по грязи ищем!». Но ведь гудки-то на телефоне шли. А в половине третьего ночи телефон, видимо, разрядился. Еще один полицейский спросил меня, не пыталась ли Алена покончить с собой. Но такого никогда не было! Понимаете, она любила одеваться, у нее было море вещей. Я уже шесть пакетов раздала, и еще, наверное, пакета четыре осталось. Она любила жить, в дельфинарий ходила, в цирк, парк, кинотеатр! В ответ на это полицейские сказали, что ночью не могут отследить ее телефон. Какую-то белиберду мне наплели. А сами даже никакой записи не сделали о том, что я обращалась к ним. Но ведь они должны были все там облазить! Но ничего не сделали. Я там одна искала. Но про эти гаражи у меня даже сердечко не екнуло! После этого я была там только один раз. Положила цветы. И все. Больше не могу туда ходить. Даже ездить в этом районе не могу...
Полицейские нам тогда сказали, что нужно подождать до двенадцати часов следующего дня. И мы втроем с этой тварью вышли из отдела. Мы о чем-то разговаривали. Сейчас я даже не помню, о чем. Но я говорила с ним очень хорошо, спокойно. Потом, когда мы ехали в машине, я сказала ему: «Ты, оказывается, сидел». Он сказал, что да, сидел за убийство. За девушку, мол, заступился, случайно все произошло. Еще он говорил, что Алене постоянно звонит и пишет какой-то ее бывший парень с Цыганского. Но у нее никогда не было молодого человека из этого поселка. И мы его еще на такси отвезли домой, обменялись с ним телефонами. Я попросила его перезвонить мне, если Алена вдруг выйдет с ним на связь. Он обещал позвонить. И представляете, утром он перезвонил мне. Спросил: «А Алена не пришла?». Понимаете, я всю ночь просидела на диване, глаз не сомкнула. И в голове уже были мысли о том, куда я кресло уберу, куда стол поставлю. Понимаете, Алену еще не нашли, а мозги у меня уже чего-то планировали! Вообще, нехорошее предчувствие у меня появилось месяца за два до этого. Я не помню и не могу объяснить, откуда оно взялось. Но я даже на телефон себе заставку поставила. Вот, видите? Какая-то тоска появилась непонятно откуда. Мне Алена даже говорила, чтобы я убрала эту заставку, но я не могла. Это просто состояние моей души.

«Дочь узнала по куртке»
- На следующий день я снова пришла в отдел писать заявление. До этого я сидела и минуты считала, ждала, когда наступит полдень. И представляете, в отделе даже не знал никто, что я ночью уже приходила. Та смена даже никаких записей о моем обращении не оставила! И вот я прошла к следователю. И пока он меня опрашивал, Алену нашли. Вот он забирает у меня ее паспорт. И черты лица у него какие-то серьезные, озабоченные. В тот момент я даже не догадывалась, что дочь уже нашли. Я оставила заявление и собиралась уходить. Но следователь задержал меня. Сейчас, говорит, съездим. И когда мы выходим на крыльцо, там стоит «газель», а рядом с ней стоит полицейский. И он так на меня смотрит! Я думала, что мы со следователем поедем вдвоем, а тут выходит парень с металлическим чемоданчиком и садится к нам. И вот в этот момент у меня что-то екнуло. Мы поехали на Сызранскую, и когда микроавтобус свернул в переулок Ардатовский, я даже сказала, что мы не туда едем. А следователь говорит, что нужно сюда заехать, кое-что сделать. И мы заезжаем, а там море машин, море людей. Я говорю, что посижу в машине, а следователь просит меня выйти. И они там стоят между гаражами. И он говорит мне: «Посмотрите, пожалуйста». И все! И я как увидела: Моя!!! Я увидела вот эту куртку. Вот видите (Ольга Геннадьевна вносит в комнату кружку с фотографией Алены - прим. авт.)! Шапки на ней не было, и голова была запрокинута. И я начинаю кричать: «Дайте я пройду к ней! Пустите меня!». Но меня заталкивают обратно в машину. Я видела только верхнюю часть тела. Что там дальше, я не видела...
Потом начались допросы. Человек пятьдесят спрашивали меня об одном и том же. Думаю, что, когда звонила дочери, он уже стоял над ней и заставлял говорить, что она упала сама на Краснодонской. Знаете, у нее на шейке был надрез. Это его надрез! Может быть, она думала, что он оставит ее в живых, если она сделает все, как он хочет. Знаете, я уже всю голову себе сломала, думая об этом. У меня ни на минуту не выходит это из головы. Я боюсь спать, боюсь сесть, если остаюсь одна, мне нужно все время что-то делать. Ни таблетки, ничего мне не помогает. Я все это чувствую каждую секунду.
Знаете, когда ее привезли, у нее правая рука была в мурашках. Я говорю, наверное, она замерзла. А сестра моя успокаивает меня: «Да, Оль, она замерзла». Но потом мне сказали, что это у нее от боли выступило. Он ведь ей переносицу сломал, лицевую кость…
Мы нарядили ее, как невесту, и отправили к Богу. Я не думала, как буду жить дальше. У меня пропасть! Я боюсь людей, я не хожу в магазин! Я боюсь!!! Я попала как-то в нашу Никольскую церковь, там владыка служил. Я подошла к нему. Он говорит, что сейчас идет Пасхальная неделя, нужно радоваться, нужно всех прощать. Но как я могу радоваться?! Как я могу его простить?! Владыка сказал: «Иди за мной. Где служу, там и ты будь». И вот я ходила за ним. Но сегодня я плохо себя почувствовала и не смогла пойти в церковь. Я знаю, что он молится за нее. А у меня пустота. Мне сорок два года, и я не знаю, как мне начинать жить заново! Понимаете, я жила только для нее. Я была в ней. Каждое утро у меня начиналось с того, чтобы дать ей лекарства, потом покормить. Алена очень плохо кушала. Наверное, я ей этим надоедала. По больницам я постоянно ходила, ведь нужно было рецепты получать на лекарства. Я полностью ею жила! Где-то кофточку какую-нибудь ей куплю, чтобы порадовать. Я работала на хорошем заводе, была высококвалифицированным рабочим. Но ушла оттуда. Пошла работать уборщицей. Только для того, чтобы больше времени проводить с ней. Чтобы она не была одна. Сейчас я, конечно, себя кляну. Что-то я сделала не так. Что-то где-то упустила. Но я не знаю сейчас, что нужно было изменить. Знаете, у нас в доме две кошки, кот и собака. Всех мы их принесли сюда, чтобы дать им жизнь. Алена вообще любого котенка всегда старалась укрыть. Прибежит, говорит: «Мам, дай колбаски». Пойдет, покормит его. Она никогда мимо не проходила. Она очень любила, когда к ней приходили друзья. В такие моменты она открывала холодильник, вытаскивала все, что там есть, кормила их. Последнюю конфетку она сама никогда не съест, отдаст друзьям. Она всегда говорила мне: «Я взрослая, самостоятельная девушка. Но в душе я еще ребенок!». Она любила спать с игрушками. У нее было два мишки. Большой и маленький. Она постоянно с ними спала. Медведь места на кровати больше занимал, чем она. Знаете, она была высокая, но худенькая. И поэтому казалось, что она маленькая.

«Он был не один!»
- То, что сейчас говорит эта тварь, что Алена сама разделась, все это ложь! Я спрашивала у ее подруг, они говорили, что ни разу не ходили в эти гаражи. Алена, если видела что-то плохое, сразу звонила мне... Я бы его разорвала!.. Ведь у меня тогда даже подозрения не возникло, что это он! И знаете, что характерно, он не был пьян, когда мы были с ним в полиции. У него ни руки не дрожали, ни запаха от него не было. Если бы он был сильно пьян, он бы просто не успел проспаться. Он с нами разговаривал как ни в чем не бывало. И еще мне интересно, об этом нигде не писали, на чем он уехал домой?! Ведь он же окровавленный весь был!
Как-то мне позвонил следователь и спросил, сколько телефонов было у моей дочери. Я сказала, что у нее был один телефон. Но получается, что там еще один телефон фигурирует. А что, если он был не один. Сейчас на одного все спишут, а другой останется! Ведь в тот день, когда он пошел на шашлыки, он сказал Алене, что на работе. А потом ей кто-то сказал, что он ее обманул. Она перезвонила ему, спросила, где он. После этого они встретились. Я думаю, что он был не один. Кто-то еще замешан здесь. Я хочу узнать его адрес и сходить туда. Хочу посмотреть, где он жил. Мне сейчас каждый день, каждую минуту приходится бороться. Мне бы только до суда добороться. Но я очень боюсь суда! Не знаю, как я все это вынесу! Мою девочку он, наверное, выбрал потому, что она худенькая и не может дать сдачи. Но я не могу понять, за что? Вот я - добрый человек. Мне всех жалко. Я всех люблю. Недавно принесла домой собаку, хотела отдать кому-нибудь. Но не смогла, прикипела к ней. Ну за что у меня забрали Алену?! За что???

Андрей ЕЛИСТРАТОВ, Анастасия АНДРЕЕВА