Карен НЕРСИСЯН: «Мы не имеем права работать слабее уровня Фрейндлих, Юрского, Басилашвили...»

22 и 23 марта в Русском драматическом театре - премьера комедии «Жорж Данден, или Одураченный муж». А сейчас идут последние репетиции. Режиссер - в зале, актеры - на сцене: именно так представляет творческий процесс человек, далекий от внутренней жизни театра. Часто именно так все и происходит. Но не с режиссером спектакля Кареном Нерсисяном. Вот он вскакивает и бежит к сцене, просит немного изменить свет в углу, через мгновение просит включить музыкальное сопровождение. В ответ на заминку с музыкой тут же сам начинает напевать - чтобы актерам было удобнее. Еще секунда - и Карен Нерсисян уже на сцене, объясняет артистам нюансы характера героя, просит сыграть определенный момент с другим настроением. «Азарт и хулиганство! Азарт и хулиганство! Это должно быть на сцене!» - говорит режиссер. Артисты улавливают его настроение, работают с душой, а он в свою очередь не скупится не похвалы: «Это было гениально!», «Молодцы-молодцы-молодцы!». После репетиции Карен Нерсисян согласился ответить на несколько вопросов журналистов «ВС».

«Если ставить - то великое»
- Почему Вы выбрали для постановки пьесу Мольера «Жорж Данден, или Одураченный муж»?
- Основные драматурги, которых я ставлю, - это Чехов, Шекспир и Мольер. Это три главных мировых драматурга. Когда мне предложили поставить спектакль в Саранске, я сразу начал искать между этими тремя драматургами. Современных драматургов я тоже люблю, но Чехов, Шекспир, Мольер - это сложнейшие пьесы. В принципе, можно было бы взять для постановки что-нибудь попроще и за месяц сделать, а можно взять посложнее - и провалиться! Каждая постановка - это всегда риск. Хочу сказать, что я никогда не беру пьесу, которую когда-либо ставил, мне это неинтересно. Поставил я в Таганроге «Лекаря поневоле», приехал в Саранск - поставил бы ту же пьесу, ведь я уже знаю, как ставить мизансцены… Ну и что? Чем бы я занимался? Приходил и занимался чисто технической работой и потом шел в «Биг пиг» и к Эрьзе? А смысл? Конечно, интереснее ставить сложные задачи, интереснее рисковать, пробовать… Я вообще Мольера ставлю все время, в Саранске это будет шестой мой Мольер. Чехов, Шекспир и Мольер всегда пишут о любви, а любовь показать всегда сложнее, чем ненависть. Спектакль о ненависти можно сделать за одну неделю, любовь сложнее сыграть, труднее поставить. Считаю, что этих авторов режиссер может ставить до 50 лет, поскольку постановка пьес этих драматургов требует больших физических сил. Ну, может, до 60.

Почему «Жорж Данден»?.. Если уж ставить, то ставить великое. Мне казалось, что фарс ставить попроще… Это же не «Дон Жуан», не «Тартюф», не «Мизантроп»… Но оказалось, что фарс ставить ничуть не проще. Понимаете, есть пьесы, где сюжет играет какую-то роль, и даже если ты тут недоиграл, там недоиграл, зритель следит за сюжетом и «в конце выяснилось, что убийца - садовник». Здесь этого нет, здесь с чего начинается, тем и заканчивается - Данден говорит: «Вот я влип!..». В течение неполных двух часов мы просто следим за игрой - кто, как, куда. Как это ни банально, «Жорж Данден» - спектакль о любви, он не только о любви парня к девочке… Мольер любит каждого своего персонажа. «Данден» в переводе - олух, но Мольер ТАК его любит! Все герои - это просто хорошие люди, попавшие в определённую ситуацию, и они в этой ситуации живут. На каждой репетиции я говорю, что это радость абсурда, радость бреда… Как только просто бред - тогда это фигня. А когда начинается радость бреда, мы все понимаем, что все здесь с добрыми намерениями. Все складывается так, что мы попадаем в некую бредовую ситуацию, и у каждого своя правда, и герои начинают из этой бредовой ситуации выкручиваться. При этом всё держится на любви. Понимаете, как только начинаем играть всерьез, актеры текст начинают забывать! Текст сопротивляется, когда ты пытаешься его произнести всерьез.

- Получается, здесь нет отрицательных персонажей…
- Нет, конечно!..  

- Все добрые…
- Я не знаю, что такой добрый человек и злой… Все герои живые, они все люди, со своими плюсами и минусами… И все они безумно симпатичны Мольеру, он влюблен в каждого из них, это бесспорно.  

«Мне кажется, что у артистов немного занижена самооценка»
- Вы в Саранске работаете впервые. Раньше слышали о нашем городе?
- Раньше я не знал, что такой город действительно есть! Даже репетируя в Нижнем Новгороде, как-то сказал одной актрисе про её персонаж: «Понимаешь, она как будто бы из какого-то Саранска!..». На что ее парень как-то дернулся и спросил:

- А что вы имеете против Саранска?
- А что? - спрашиваю.
- А просто Маша родом из Саранска…
- А правда есть такой город? Ну, простите уж…

- А где вы уже успели побывать?
- В музее Эрьзи был несколько раз. Куда еще здесь ходить?! В другие театры не ходил, у нас утром и вечером репетиции… Понимаете, когда договаривался с саранским театром, я еще был свободным художником, а сейчас я худрук Ереванского русского театра. Но я же пообещал, значит, надо слово держать! Тем не менее я нахожусь на таком низком старте, потому что там у меня тоже начались репетиции… Сейчас я постоянно на связи с директором театра по телефону, по скайпу.

- Вы работали в разных театрах - московских, провинциальных. Имеет ли Русский драматический театр РМ свою особенность, свое лицо? Как вам видится со стороны?
- Каждый театр имеет свое лицо. Какое лицо у саранского театра? В целом хорошее. Мне кажется, что у артистов немного занижена самооценка. И скорее всего, это даже не с театром связано, а с моим восприятием. Я работал в провинциальных городах - Нижнем Новгороде, Омске, Рязани… Наверное, в таком маленьком городе я впервые ставлю спектакль. Есть такое неверное ощущение консервной банки. Может быть, это ощущение обманчиво…

- Ощущение, что мы варимся в собственном соку?
- Да, пожалуй, немного так… У артистов есть ощущение, что «Оскар», «Золотая маска» - это где-то там, далеко, в какой-то другой жизни…

- Артисты провинциальных театров должны мечтать о «Золотой маске»?
- Конечно, плох тот солдат, который не мечтает стать генералом! Понимаете, это опаснейшая штука, когда ты работаешь не на искушеннейшего зрителя… «А, для нашего саранского зрителя нормально!..». Нет! Надо всегда все делать по высшему классу, рассчитывая на очень искушенного зрителя, на требовательную публику. Опасно думать, мол, «наши нас поймут», «наши нас примут»… Это вот есть такое… Может быть, мне это кажется… Но в этом нельзя никого обвинять, это такая данность, менталитет. Я всегда говорю артистам, что мы не имеем права работать слабее уровня Фрейндлих, Юрского, Басилашвили, Неёловой, не имеем права играть уровнем ниже!

- Артисты соглашаются с этим?
- У них такое же удивленное выражение лица, как у вас сейчас… Но это естественно. Если мы понимаем, что можем себе позволить работать уровнем ниже, то тогда вообще не надо выходить на сцену. Если есть уровень, мы можем играть только лучше.

- То есть надо на сцене отдать все…
- Да! И только так! Все должно быть по-честному, иначе зачем мы свою жизнь короткую здесь прожигаем?

- Наши артисты Вас услышали?
- Ну, процесс идёт… У нас еще есть время до премьеры, мы работаем, раскрываемся друг перед друг другом.

- Удивил ли вас кто-нибудь из саранской труппы?
- Мы здесь все, если честно, друг друга удивляем. Хотя, знаете, меня все же удивил Николай Павлович Большаков. В начале репетиций я думал, что распределение ролей - это ошибка, что эта роль идёт поперек его характера, психофизики, менталитета, каких-то внутренних человеческих убеждений. Ему я этого не говорил, но, думаю, он это чувствовал. Сейчас уже я не боюсь об этом говорить… Через пару недель репетиций понял, что это большая ошибка, нельзя мучить человека и надо менять актера,  но он такой трудяга! Он говорил, что сделает все, что надо, и просто по миллиметру двигался в нужную сторону. И такое очень дорого стоит! Он не встал в позу и не сказал: «Я вот так могу - и всё!», и тогда я бы бился, менял артиста. Понимаете, у него много спектаклей в репертуаре, к тому же он председатель СТД и не мальчик уже. Мольер же требует быть просто жонглёром-акробатом… нужны физические силы. Знаете, у меня есть знакомый артист, который мечтает сыграть Скупого (Гарпагона мольеровского), но ему 70 лет, и понятно, что для него это уже невозможно, Это невозможно просто физически! А Николай Павлович в этом смысле пример для подражания.

- Есть шанс, что приедете к нам еще работать?
- Мне сейчас надо своих растить, в своих вкладываться. Сейчас от приглашений буду отказываться, мне надо заниматься своим театром. Хотя, когда ты ездишь, видишь других людей, это может быть и полезно, и вредно (в том плане, что можно расплескаться).

- На «Соотечественниках» здесь будете?
- Нет. В Ереване очень много дел. Я даже во время репетиций как-то сорвался, уехал на несколько дней в Ереван, слетал, что, в общем-то, недешево. Если всё будет хорошо, то, может быть, уеду сразу после сдачи спектакля. Понимаете, в Ереване я поднял такую волну, что называется, самолет пошел на взлет… И тут я говорю: «Минуточку!». И самолет сразу «пффф-ффф…». А я в Саранске. Я понимаю, физически чувствую, что мне в данный момент надо быть там.

Справка «ВС»:
Карен Нерсисян родился в 1971 году в городе Ереван. После окончания режиссёрского факультета Ереванского театрального института в 1993 году работал режиссёром в театре «У Никитских ворот» (Москва).
С 1999 по 2008 год - художественный руководитель московского театра «Буфф».
В 2002 году создал независимое театральное товарищество «Старый театр» (Москва), стал его художественным руководителем.
С 2014 г. по 2015 г. - главный режиссёр Московского драматического театра на Перовской, с 2015 г. по 2017 г. - главный режиссёр Рязанского государственного областного театра драмы. С 2018 года - художественный руководитель Ереванского русского драматического театра им. К. Станиславского.
Автор более пятидесяти спектаклей, в том числе в театрах Москвы, Праги (Чехия), Нижнего Новгорода, Еревана (Армения), Рязани, Барнаула, Тольятти, Таганрога, Алматы (Казахстан), театрального центра Ю. О’Нила (США).

Людмила АНЮТИНА, фото Андрея КОНДРАТЬЕВА