Александр Занкин: «Первую свою работу храню до сих пор...»

 

В 70-х годах XX века Александр Занкин был дизайнером, художником-оформителем, на республиканских выставках тогда можно было увидеть его пейзажи и натюрморты, выполненные маслом и акварелью. Более 20 лет художник работал в производственных мастерских Художественного фонда РСФСР: оформлял стенды, выставки, интерьеры и фасады общественных зданий. И не помышлял о другой судьбе. Хотя… Знаменательные встречи в его жизни случались. Однажды, получив заказ на оформление Зубово-Полянского ДК, художник поехал с коллегой в лесной край Мордовии, где корреспондент местной газеты Адольф Прохоров познакомил их с удивительным народным умельцем. Дед тот, увидев, как загорелись глаза у молодого художника, подарил ему свой короб и предложил - приезжай, научу всему, что умею. А умел он многое, кроме коробов и корзин, востребованных местным населением, мог целый костюм из бересты сделать: и брюки, и пиджак. Дела, срочные заказы к старому мастеру художника не пускали, а потом того не стало. И тема бересты закрылась на долгие годы, пока судьба не свела Александра Занкина с Виктором Ширмановым, артистом Русского драматического театра. 

 

Грянула знаменитая горбачевская перестройка… Перестраиваться пришлось всей стране, артисты и художники не стали исключением. Виктор Ширманов, родившийся и выросший в Карелии, где с берестой умел обращаться каждый деревенский житель, показал приятелю свои первые работы. И они начали осваивать новое дело. Как признается сейчас Александр Иванович, до многого приходилось доходить методом тыка. Литературы практически не было, с величайшим трудом удалось снять копию с библиотечной книжицы о бересте. Кстати, ее мастер хранит до сих пор и в шутку называет «мои университеты». «Читал и ничего поначалу не понимал, пока не стал работать руками. Постепенно чему-то учился, делились премудростями ремесла с Виктором. У нас с ним выставка была в мордовском университете. Пытались даже совместное производство наладить, не получилось. 

Наши художники в то время торговали своими картинами в Москве, они называли это «стоять на панели». И мне предложили попробовать, «постоять» со своими работами. Я взял свои шкатулки, туеса, солонки, подстаканники и повез в Москву. На Крымской набережной у Центрального дома художников прямо на траве расстелил какую-то тряпку и расставил свои изделия. За день продал все, какая-то пара купила у меня почти весь ассортимент. Я чуть миллионером не стал, рассчитались со мной и рублями, и долларами. Загорелся, стал работать еще больше, кормил семью этими поездками. Отдал Москве 7 лет жизни». 

 

Работая с берестой, художник Занкин параллельно освоил технику вязания коробов из коры вяза. У мордвы они называются «кептерь». Мастер довел до совершенства технологию их производства, попутно открывая давно забытые народные секреты. «Видел когда-то старинные разваленные короба, потом в Москве встретил одного умельца. У нас уже дедов, делавших их, не осталось. Вяз считается сорным деревом, он раньше только на дуги для упряжи шел. Он бывает нескольких видов, но на материал для коробов идет только кора одного из них. В коре вяза много дубильных веществ, в таком коробе ягода два-три дня хранится. Они заменяли нашим бабушкам холодильник. Ободок у короба - из липы, веревка - из мочала. Тоже сам делал. Процесс такой: липовое деревце пилится и топится в пруду на пару недель. Запах, конечно, не приведи Господь. Но ничего, на свежем воздухе пережить можно. Кора, вымоченная в воде и разделенная на узкие полоски, и есть мочало, которое теперь встретишь лишь в поговорках. А в моем детстве мылись такими мочалками. Из него я плету веревки для своих коробов, все производство экологически чистое. В последнее время эту трудоемкую процедуру отставил, директор комбината «Сура» показал мне сизаль. Это веревка из агавы, из нее корабельные канаты делают. Она в воде не гниет. Так бразильское дерево заменило мордовское. 

Мои короба очень хорошо идут в Москве. Их и как украшение интерьера берут, и для дела. Специально делаю длинные, с двумя ручками, - в таких удобно носить и хранить дрова для камина. Короба поменьше для хранения яблок, грибов, ягод. Сейчас в Москву очень редко вывожу их, но меня всегда ждут. Берестяными изделиями и другие регионы богаты, а коробов таких ни у кого нет. Правда, работать с корой вяза надо, пока она сырая и легко сворачивается, принимает нужную форму. Летом недели две всего этот сезон длится».

 

«Родился я в Кочкурове, мама была банковским служащим, папа - начальник паспортного стола. Это благодаря ему из нашей фамилии исчез мягкий знак, были Занькины - стали Занкины. Потом родителей перевели в Краснослободск, там я учился в школе. В школьные годы увлекался резьбой по дереву, до фанатизма. Выпиливал лобзиком. Однажды в 6-м классе, чтобы закончить шкатулку, сказал маме, что травмировал ногу. Доктор поверил, наложил гипс. А я целую неделю, пока родители были на работе, трудился над своей шкатулкой. Когда закончил, разбил гипс и пошел в школу.  

В детстве меня окружали дедовские лапти, он их плел, а я расплетал (смеется). Оба моих деда не вернулись с войны. Так что дедом я считал Осипа Кузьмича - деда моего отца. На фронт его не взяли по возрасту, и он дожил до 93 лет. Дед рано вставал и много работал, его труд был востребован, тогда все в лаптях ходили. На праздники надевали национальный костюм. У меня остались его кочедык и колодки, но лапти я никогда не плел». 

 

«Первую работу свою - солонку из бересты - храню до сих пор. Когда-то, не подумав, подарил ее своим гостям, Олегу и Людмиле Колчановым. Потом через какое-то время меня осенило, первую работу отдал! Сделал новую солонку, посолиднее, отнес ребятам и обменял на первую. Иногда достаю ее, смотрю, с чего начинал... До всего доходил сам, и до сих пор учусь. В моем деле важны сила, хорошее зрение, точная рука и художественное воображение. Инструменты у меня все самодельные, приспосабливаю все что под рукой. 

Береза в Мордовии растет везде. Но заготовки бересты можно делать только короткое время весной. Когда начинал, не было ни знаний, ни транспорта. Помню, первый раз в лес в кроссовках пошел. Теперь-то знаю, что туда можно только в сапогах (смеется). А тогда доезжал до Кочкурова на автобусе, брал у двоюродного брата велосипед - и в гору, в лес. Сейчас, слава Богу, машина есть. Это мне Николай Иванович (Меркушкин - прим. автора.) помог, он много моих работ покупал, заказывал целые партии на сувениры. Как-то я ему бейсболку сплел именную. Он на выставке в Ялге все мои бейсболки перемерял, ни одна не подошла, малы. Я тогда еще пошутил, ну и голова у Главы... А потом в подарок ему передал уже правильного размера. Последнее, что для него заказывали, - икона Николая Чудотворца. Еще одна моя берестяная икона была у Алексия II - «Спас нерукотворный». 

Сейчас в мастерской художника не один десяток музейных экспонатов: туеса, шкатулки, хлебницы, короба, картины, созданные природой. А еще здесь хранится сундук, доставшийся по наследству от бабушки. Александр Иванович с годами создал свой неповторимый стиль, первым из художников стал наносить на свои изделия мордовский орнамент. Резьба, тиснение, роспись, тонирование, раскраска, выжигание - все приемы работы с берестой соединились в его произведениях. Мастер признается, работ у него столько, что хоть сейчас на персональную выставку хватит.

 

«Творчеством я заразил и внучку - Анастасию Земскову, отвел ее в художественную школу. Сейчас она на третьем курсе Института национальной культуры учится, занимается мордовской вышивкой и бисероплетением. Учеников у меня нет. Был один студент ФНК, но его гончарное дело увлекло. Я готов делиться секретами с учениками, но заниматься надо с тем, кто действительно хочет научиться этому. Пока желающие ко мне не приходили. Эта работа ведь очень муторная, трудоемкая. Все, кто наблюдают за мной со стороны, спрашивают, как у тебя терпения хватает? А я привык, мне нравится, я получаю удовольствие от удачного узора, от готового изделия. Береста - теплый и мягкий материал, обладает положительной энергетикой. Она любит человеческие руки: с годами, при частом использовании берестяные вещи становятся еще красивее и могут служить не одному поколению. Сейчас меня увлекает натуральная текстура дерева. Некоторые природные зарисовки мне остается только в раму вставить - картина готова. В Москве такие природные полотна пользуются большим спросом. Видимо, чем дальше уводит человека цивилизация, тем ближе хочется быть к природе».